Это море в марте вкусней мартини.
Чайки в раме неба, и мы в картине,
снятой Пьером Паоло Пазолини.
Я не Мартин Иден, но кто докажет,
если солнце — в море, а рама — в саже.
Мы одни с тобою в пустом пейзаже.
Полдень катит волны на берег адский,
воскрешая жизнь, как считал Вернадский.
Дикий пляж расстелен, как плед шотландский.
А у моря голос конкретно бычий,
так бывает ранней весной, обычно,
если акт любви перешел в обычай.
Если б знали вы, как мы тут кончаем,
обжигая горло горячим чаем —
с лунной долькой марта, под крики чаек.
О, как горько плачут земные птицы
над любым кусочком небесной пиццы.
Мы и после смерти им будем сниться.
Мы и сами птицами раньше были,
только вы об этом забыли, или...
Нас еще при Чехове здесь убили.
Не зови по-ихнему, что за глюки
на краю отлива, в краю разлуки.
На хера нам нужен их шестирукий.
На хера нам русские отморозки.
К нам летает дымом из папироски
шестикрылый наш Серафим Саровский.
Это море в марте, как в мармеладе,
где-то рядом рай на змеином яде.
Где я только не был, а вот в Гренаде...
(В.Прокошин)